Мифы древней

Юность людского рода,
Прекрасной Эллады дети.
На вас не проходит мода,
Хоть вы не живете на свете.
Вам удаль людская нравилась:
«Арго» на плечах носила.
Эпоха героев славилась
Умом, красотой и силой.
Вы яростно воевали.
Порой не бывали сыты.
И, даже когда убивали,
Были для чести открыты.
В Аид, как герои, лазили
И рядом с богами жили.
О ярких своих фантазиях
Волшебные сказки сложили.
А что же титаны и нимфы,
Лютых циклопов гроты?
Может быть просто мифы,
А может и большее что-то…

Боги, титаны, герои

Потомки Урана и Геи
Небесную твердь заселяли.
Бессмертные дети созрели
И сами Титанами стали.
Веленью Судьбы послушные,
Сильные, добрые, смелые,
Везде и всегда прямодушные,
Землей управляли умело.
В душах не зрели сомнения
У смертного человека.
Сменялися поколения
Птенцов «золотого» века.
Но разошлись дороги
По разные стороны склона.
Так появились Боги –
Потомки коварного Крона.
Сила за божьим станом:
Сторукие помогали.
Боги низвергли Титанов
И сбросили их в Тартары.
Умолкли победные нотки.
В Небе грядут перемены.
Титаны остались кроткие.
И то, на краю Ойкумены.
Зевс, как верховный блюститель,
Сдвинул расправы сроки:
Могучий Атлант не мститель,
Как Прометей на Востоке.
Последний наказан недаром:
Непослушанье – проказа.
Богами прикован к скалам
Таинственного Кавказа.

Огонь Прометея

Пенились океаны .
Огромные волны несли.
Сражались Боги и Титаны
В окрестности юной Земли .
Создания чисто мифические,
Дети наивного Света ,
Титаны и Боги языческие
Сами не знали об этом.
Символы Древнего Мира,
Зависти, злобы, страстей,
Выдвинули кумира
С пороками всех мастей.
Зевс удержу просто не знает.
В обличии разных лиц
Он Землю тайком посещает
И даже уносит девиц.
Титаны об этом узнали ,
От олимпийских гостей.
И новых богов презирали,
Как юноша Прометей.
Казалось, богам не убудет,
Которые главными стали,
Что эти ничтожные люди
Титанов не забывали.
Зевс им простить не сможет,
Хоть стыдно на смертных злиться,
А все-таки зависть гложет
Верховного олимпийца.
Но стоит ли тратить нервы,
Любовь заслужить стараться?
Они перемрут, наверное,
Если огня лишатся!
Огонь на земле погас.
Его добывать не умели.
В холодный вечерний час
Мясо сырое ели.
Титана узнали в спину,
Когда он проскальзывал мимо
Но он «уболтал» Афину,
Ей, улыбнувшись мило.
Предлог был ничтожный.

Однако Титана лелеет Удача:
Он зажигает факел
И тлеющий уголь прячет.
Так яркий огонь Прометея
Цели великой достиг:
Люди мужали и зрели.
Сложили прекрасный миф.

Атлант и плеяды

Стиксовы гаранты*:

Земля, что пепелище.

Но гордого Атланта

Не тронуто жилище.

Япета наследник:

Оттуда гонор брался,

Хоть в войне последней

С богами не сражался.

Живет себе красиво.

Не забился в нору.

«Аркадией счастливой»

Прозвали Чудо-Гору.

Весть богам не нравится,

Но нимфы говорили,

Что с женой- красавицей

Девчонок наплодили.

Плеяды, словно звезды,

Радостью сияли.

«Девушками звездными»

Титанид прозвали.

Зевс подглядывать любил.

Чем тайком гордился.

Ловко Майю соблазнил.

(Бог Гермес родился).

Глаза Геры зло сверкнули.

Зевса сцены ждали,

А плеяды ускользнули,

Быстрые, как лани.

Хоть Атлант и не хотел

Ни кричать, ни драться,

Словно юноша, взлетел

С Зевсом разбираться.

Исказились зло черты

У кронида главного.

Перуном бил с высоты

Зло и беспощадно.

С перуном наперевес,

Скажем, правды ради,

Гнал титана грозный Зевс

К границам Аркадии.

Здесь, у кромки океана.

Грохотом аукнуло,

Когда тело великана

У берега рухнуло.

Как гора, к воде легло,

И огнем горело.

Умереть лишь не могло

Бессмертное тело.

Загорелся Геры взгляд

Завистливым огнем -

Гнал на Запад всех плеяд

Быстрый Орион.

Мчались тенью. Без фасона.

Одна мысль лишь греет,

Что отец от Ориона

Защитить сумеет.

Тот, хоть руки не поднялись,

Все же дочек защитил:

Чтобы вольными остались,

Всех в голубок обратил.

Орион гонялся зря.

Гера даром злилась.

А вся девичья семья

В созвездье обратилась.

Раны вскоре заживут.

В будущем - наука.

А Атланта встречи ждут

С малолетним внуком.

*) - Священная клятва Стиксу

о нерушимом мире между богами и титанами.

Атлант и Гермий

Громовержец блефует,
Возможно, солидности ради,
Когда он Атланта рисует
В счастливой его Аркадии:
“ Титану не в пользу наука,
Хотя Перуна изведал.
Пошлем к нему Гермия внука.
Пусть разыграет деда.
Гермий помчался к деду.
Разгладились деда черты.
“Прабабушка Гея поведала,
Что нету сильнее, чем ты.
Что ты исполин не гордый.
Один средь земель и вод,
Кто может удерживать долго
Целый небесный свод!”
Уперся Атлант ногами
В складки тверди земной,
И купол Небес с Богами
Поднял над головой.
Справился с делом. Скоро
Решил все назад вернуть.
Но Гермий кричит с укором:
“Роздавишь невинних жуть!”
Так и попалась глупо
Бесхитростная голова:
Остался Атлант под куполом
На вечные времена.

Похищение Арея

На Земле еще титанов
Было очень много.
Как-то братья Алоады
Собрались в дорогу.
Порезвиться, поиграть –
Молодых забота.
Надо ж было увидать
Арееву охоту!
Насмешить богов решили
Юные титаны.
На Арея наложили
Крепкие кайданы.
Те кайданы крепче были
Адаманта* крепкого.
Потому, что в кольца ввили
Оливковую ветку.
У Арея вмиг исчезла
Роковая сила.
Эта ветка, как известно, –
Заклинанье мира.
Стало на земле спокойно.
Войны не рождались,
А конфликты все пристойно,
Согласием решались.
Не лилася в битвах кровь.
Музы не рыдали.
Не боялися богов
И не уважали.
Поспивалась воев рать.
(Пили-то не воду).
Надо срочно выпускать
Арея на свободу.
Дабы избежать беды,
Все исправить надо,
Но не затевать войны
Зевса с Алоадами.
Мира впредь не допускать
В божьих интересах.
И Ареса вызволять
Направили Гермеса.
Бог Гермес! Он все умеет.
Примчался, куда надо.
Там, где спрятали Арея
Братья Алоады.
Кони неба донесли
Его синей твердью.
Вот и погреб. Но, увы!
Весь окован медью.
Как проникнуть за порог?
Гермий не отступит.
Только ни титан, ни бог
Медь не переступит!
Может обратиться к людям,
Чтоб не тратить силы?
Гермий мчится к Мойрам – Судьбам,
Говорит им льстиво:
«Судьбами людей играть –
Это ваше право.
Но титанов обуздать
Хоть немного надо.
Вот Арея полонили
Дерзкие титаны.
И проблем нам наплодили
Братья Алоады!»
Мойры мудрые молчат.
И молчать им надо:
Ведь они принадлежат
К племени титанов.
И, как Гермий не юлил,
Как он не «стелился»,
Он старух не убедил.
Действий не добился.
Тут и ворон появился,
Алчный клюв разинув:
«Пускай Гермий обратится
К богине Немезиде».
Немезида знает все.
Но «темнит» для вида.
Снисходительно зовет
Незрячую Обиду.
У богини ранг другой.
Не спросит, а прикажет:
«Гермий поведет с собой.
Делай, что он скажет!»
Та была слепа давно.
Не боялась меди.
Ей, бедняге, все равно,
Кто за этой дверью.
Не могла смотреть в лицо,
От почтенья млея.
Разорвала вмиг кольцо
На ногах Арея.
Заревел кровавый бог,
Когда к свету вышел.
Заревел, как только мог,
Чтоб Олимп услышал.

*Адамант – сверхпрочный мифический материал.

Месть Артемиды

Нанесенные обиды –
Олимпийцам рана.
Затаили злость Крониды
На братьев Алоадов.
Месть богов всегда на “стреме”.
Только повод ждет.
Как-то были на охоте
Эфиальт и От.
Снова нанесли обиду:
(Где нахальству грань?)
“И богини Артемиды
Мы догоним лань!”
Услыхала Артемида.
Зевса тормошит.
Тот упрямится для вида.
Дочке говорит:
“Наступают на мозоли.
Обуздать их надо...”
Наконец-то Зевс позволил
Наказать титанов!
Артемида разъярилась,
Но сдержала брань.
И, не медля, превратилась
В собственную лань.
Все сама исполнила.
Поляну обогнула.
Златорогой молнией
На тропе мелькнула.
Братья вызов встретили.
Титанам страх не ведом.
Когда ее заметили,
Увязались следом.
Не догнать негодную,
Даже славы ради.
И решили оба:
“Посидим в засаде!”
Лань не подстрелили,
Бежавшую по кругу.
А сердцa пронзили
Стрелами друг другу.
На Олимпе рады,
Когда весть узнали:
“Титаны Алоады
Друг друга постреляли!”

Сирены

Горе лежало грузом
У титанид опальных .
На остров сбежали музы
У самих пределов дальних.
И здесь провинились снова
( Нет бы вмешаться для вида):
Не защитили Кору
От посяганий Аида.
Мать Коры, богиня Деметра,
Об этом случайно узнала,
И, не секунды не медля,
Всех жестоко наказала.
От муз сохранились лица
И сладкозвучное пенье.
Все остальное - птица.
Вместо нарядов – перья.
Песня на острове ждала
Судов, проходящих мимо,
И моряков поглощала
Ананка* неотвратимо.
Воля Верховного Бога
Стала для моря проклятьем.
А мимо лежала дорога
Всех, кто плывет за счастьем.
Орфей ради встречи с сиренами
Уплыть на “Арго” сумел.
Единственный, кто с птицедевами
Сразиться на равных посмел.
Никто не заклеивал уши.
Каждый сидел до конца.
Все аргонавты слушали
Напев своего певца.
Орфей смаковал вдохновение,
Восторженных душ ловец.
Не выполненное предназначение
Для гордых певиц – конец.
Для побежденных героем
Единственный дом - вода.
Бессмертные скрылись в море
Казалось бы, навсегда.

* Ананка - богиня Неотвратимости

Орфей и Эвридика

Орфей беззаботно во Фракии жил.
Талантливей всех живущих.
Лиру ему Аполлон подарил.
А музы искусству учат.
Когда он в полголоса песни пел,
Звери певца провожали.
А под волшебный Орфеев напев
Деревья и скалы плясали.
Певца к себе манит загадочный мир,
Гор белоснежные виды.
В долгий поход на «Арго» уходил
К скалам далекой Колхиды.
После похода вернулся домой.
Нежно и страстно влюбился.
Песни чудесные спел дорогой
И вскоре на ней женился.
Дружно Орфей с Эвридикой жил,
Но счастье недолгим было.
От черного горя певец застыл:
Жена на змею наступила.
Орфей свое горе до капли познал.
Но только с судьбой не смирился.
Лиру да вещи в дорогу собрал
И тоже в Аид спустился.
Шанс уникальный Орфею дан.
Стикса застыли воды.
Харон перевозчик песне внимал
И страж трехголовый у входа.
Мелодия сердца звучала сильней,
Рожденная в горестной тризне.
Певец просит душу жены своей
Вернуть к полноценной жизни.
«К жизни вернется твоя принцесса»,-
Слово Гадeсом сказано.
Только и это согласье Гадеса
Условием странным связано.
Кому-то оно несерьезным покажется.
Орфей ограничен только одним:
До самого выхода он не оглянется.
Идет впереди. Эвридика – за ним.
Дорога известна и не сложнa.
Еще потерпеть немного.
Скользит за певцом Эвридики душа.
К Солнцу ведет дорога.
К свету поднялся Орфей, чуть дыша.
Назад оглянулся и видит,
Что в этот момент Эвридики душа
К свету еще не выйдет.
О Солнце прекрасное! Душу согрей!
Но вздох из Тартара раздался.
И в этот же миг безутешный Орфей
Снова один остался.

Смерть Орфея

Орфей свою службу правил,
Утром встречая рассвет,
Когда Аполлона славил,
Сильнее которого нет.
Бог Дионис, свирепея,
Мечет завистливый взгляд.
Он натравил на Орфея
В Дее безумных менад.
Те злобной толпою собрались,
Проникли в священный храм,
Где против мужей взбунтовались,
Певца разорвав пополам.
Но жизнь в голове не пропала.
Шептали губы слова.
И где только силы брала
Поющая голова?
Музам тело вернули.
Но песню прервать не смогли
И голову зашвырнули
В воды соседней реки.
От гнева к менадам пьянея,
К Лесбосу катила волна,
Где голова Орфея
В пещеру помещена.
Жизни, что «кот наплакал».
Но голова не смолкала.
Она, как Дельфийский Оракул,
Пророчества раздавала.
И все, кто богам послушны
И в жизни певца почитали,
Привычки свои нарушив,
В Дельфы ходить перестали.
Когда Аполлон убедился,
Что в Дельфах пустынно стало,
Он, наконец, разрядился,
Воскликнув: « Живых нам мало?»
В божьей поддержке сила.
Лишилась ее голова.
И песня Орфея застыла.
Теперь уже навсегда.

Аполлон и Коронида

Легенда из древних мифов,
Тех, что читают под ночь.
У короля лапифов,
Была Коронида дочь.
На ложе богов лежала.
Женой Аполлоном взя́та.
Но тайною страстью пылала
К Исхию – сыну Элата.–
Бог ревновал к посторонним,
Кто находился рядом,
И поручил вороне
За Коронидой приглядывать.
Уже Коронида зачaла
От лучезарного бога,
Но о любимом мечтала,
Едва Аполлон из дома.
Была Коронида смелая.
И как-то сбежала под вечер.
Но вскоре ворона белая
Узнала о тайной встрече.
Ворона всерьез осерчала,
Узнав, где негодная бегала,
К богу, не медля, помчала
И все Аполлону поведала.
Из равновесия бога
Весть неприятная выбила.
Спросил у вороны строго:
«Глаза нечестивцу выела?»
И, чтобы прийти в равновесие,
Он гнев на вороне остудит.
Проклятье его известно:
«Пусть черным потомство будет!»
Аполлон больше счастья не видел.
Печаль оказалась стойкой.
Он рассказал Артемиде
Об этой обиде горькой.
Сестрица была не глупая,
Но никогда не шутила.
Она, не минуты не думая,
Обидчицу брата сразила.
Уже Аполлон раскаялся,
Но все оказалось даром.
Смертной душа сорвалась
И полетела к Тартару.
Гермес тоже был опечален,
Но, действуя быстро и смело,
При свете костра погребального
Рассек Корониде чрево.
Дитя обернули пеленками.
К Солнцу оно повернулось
И маленькими ручонками
К богу – отцу потянулось.
Кто за ребенка в ответе?
Кто бога из мальчика слепит?
Так появился на свете
Будущий бог Асклепий.
Вполне подходящий случай
В доверье к Хирону войти.
Ведь для Асклепия лучше
Наставника не найти.
Аполлон к малышу прижался.
Каким станет богом он?
И сразу с ребенком умчался
В Хироновский Пелион.

Юность Асклепия

Жила в потоке горном,
Что шумно рвется к морю,
Дочь мудрого Хирона
Нимфа Окироэ.
Жилище нимфы водной
Сам Аполлон приметил.
На берег речки горной
Принес дитя в пакете.
Хирон сказал: “Ну, ночка!
Есть чудеса на свете.
Перед тобою, дочка,
Юный бог Асклепий.
Мы за отца решаем.
Сердце не остудим..
Малютку воспитаем,
Чтоб вырос добрым к людям.”.
Мир титанов светел.
Жил Хирон на круче.
Вырастал Асклепий
Как титан, могучий.
Был мальчишка добрый,
Как друзья считали.
И, конечно, гордый,
Если обижали.
В науках не ленился,
Потомок гордый Крона.
С героями учился
У мудрого Хирона.
Правдивый и мечтательный
У парнишки взор.
Стал он врачевателем,
Как кентавр Хирон.
К юноше явился,
Лапида приняв вид
И тут же “засветился”
Головной Кронид.
Все родство решает.
Ночью или днем,
Бог бога распознает
В облике любом.
“ Ты напрасно рядишься.
Принимай свой вид.
Не с дитем встречаешься,
Громовой Кронид!”
Вырос Зевс горою
В дыме и огне.
И могуч , и строен.
С Перуном в руке.
Его великолепие
Не каждый видеть мог.
И сказал Асклепию
Громовержец-Бог:
“Есть примета верная:
Не сгибаешь ног.
Вижу, что не смертный ты.
Но вполне ли бог?
Собери все мужество.
Погаси все мысли.
Вот отведай, юноша,
Этот корень жизни”.
Юноша решился.
Откусил чуть-чуть.
Мир вдруг провалился.
Все застлала муть.
Пошла волна по телу.
Душный липкий смок.
Стал большим и смелым
Повзрослевший бог.
“Не кусай так много,–
Говорит Кронид,–
Ждет тебя как бога
Золотой Олимп”.
Взгляд умом искрится.
Отпрыск Аполлона.
Асклепий был любимцем
Мудрого Хирона.
Он, рожденный богом,
С титаньей правдой слился.
К Олимпу знал дорогу,
Но с людьми сдружился .
Помогал недужим.
Успевал везде.
И всегда был нужен
Людям на земле.
В кореньях крылась сила.
Находил их сам.
Паллада подарила
Асклепию бальзам.
В том бальзаме сила
Дивная была:
Героев из Аида
Возвращал в тела.
И Асклепий вскоре
В дела людей «нырнул».
Множество героев
Бог в тела вернул.
Зевс исходит гневом:
Асклепий вновь дерзит.
Наплевал на небо
И судьбу вершит.
Заряд огромной мощи
В ослушника послал.
Тот изранен очень.
Неподвижным стал.
Огненные вилы
Бога не убьют.
Слуги Зевса Силы
Тело унесут.
Спать там без прощенья
Беспробудным сном.
Зарастет ущелье
Вековечным мхом.

Титанида Меланиппа

Эос с небом распрощалась.
Ночь настала лунная.
Из прогулки возвращалась
Меланиппа юная.
Тоже ведь потомок Крона.
Резвая и стройная.
Внучка мудрого Хирона.
Титанида вольная.
Меланиппе не до смеха:
Звук тяжелый ловит.
Может это нимфа Эхо
Ее скачке вторит?
Нимфы рек от страха плачут.
Слышен отзвук грома.
Так единственные скачут
Кони Посейдона.
Могут мигом обогнать:
Превосходство скажется.
Не желают догонять.
Видимо, куражатся.
Ветвь недаром подвернулась.
Специально ждала.
Меланиппа увернулась.
К деду прискакала.
Моредержец гнев не глушит:
Дерзкая препона.
А Хирон спокойно слушает
Бога Посейдона.
Начал мирно:”Провожай
Девочку в дорогу”.
Но сорвался вдруг:”Отдай
Титаниду богу!”
“Вспомни, как тогда решали,
Когда было нужно.
Клятвой Стикса обещали
Жить со мною дружно.
Был священный договор
На Олимпе скрeплен”.
Тут вмешался в разговор
Юноша Асклепий:
“Признавай неправоту.
Разойдемся квиты.
Меланиппу я беру
Под свою защиту!”
Громыхнул с Олимпа гром.
Светом озарился.
Прыгнул в море Посейдон
И в пучине скрылся.

Харикло и Тиресий

Тиресий был сыном Харикло.
Согласно легенде-версии
Юной бессмертной нимфы,
Дочери древнего Перса.
Взгляд у Тиресия острый.
Строгий, но добрый чаще.
Зорче, чем зоркие звезды
Смотрел сквозь зеленую чащу.,
Как иногда случается,
(Об этом расскажут мифы)
Тиресий увидел: купаются
В реке оголенные нимфы.
Узнал – сразу сердце сникло,
Хоть и не пoдал вида:
Одна из них мать Харикло.
Другая – богиня Афина.
Несчастный, как правило, гибнет,
Едва ту картину увидит:
Смертный узрел богиню
В том виде, что боги видят.
Вышла из речки богиня.
Стоит перед юношей смертным.
Такой красоты не видел
Тиресий нигде, наверно.
Не просит пощады парень.
Не говорит: “Случайно…”
Хоть знает конец заранее,
И сожалеет тайно.
Цедит Афина:” Смелый!
Но свет для тебя погас.
Сейчас ты меня и небо
Видишь в последний раз!”
Харикло к подруге прыгнула.
Но был запоздалым прыжок:
Афина глаза уже вырвала
И бросила их в песок.
Харикло огнем пылала.
Взгляд у Афины сухой:
Богиня совсем не знала,
Что парень – ей сын родной.
Глаз возвратить не сможет.
Но может одно обещать,
Что сыну ее поможет
Большим прорицателем стать.
Век у него удлинится.
Научится мысли читать,
Если Харикло решится
Пол жизни Афине отдать.
Харикло сказала:”Согласна!”
Раздался с Олимпа гром.
Шепчет богиня :”Напрасно.
Ты наклонись над прудом.
Решение приняла смелое.
То ж распознай себя:
Бессмертное тело девы
На смертном крупе коня”
Солнце Тиресию вредно.
Гелий закутался дымом.
Богиня исчезла бесследно,
Оставив Харикло с сыном.
Время текло незримо.
Нимфа довольна всем,
Ведь конская половина
Была еще юной совсем.
К новому телу привыкла.
Смотрелось со всех сторон.
Тогда и нашел Харикло
Бессмертный кентавр Хирон.
Жизнь у кентавров сложилась.
Много счастливых дней
Бессмертием нимфа делилась
С конскою частью своей.
И все же она старела.
Время пришло умирать,
Хотя, как Хирон, умела
Целебные травы искать.
Ананка неотвратима.
Глохнет титанов клич.
Когда умирает любимый,
Бессмертие – скорбный бич.
В сердце осталась рана.
Бессмертным не умирать.
Но в голове титана
Легла серебристая прядь.

Гибель Актиона

Годы – странники летали ,
Словно пчелы, роем.
Снова школу покидали
Подросшие герои.
В край чудовищ путь лежал.
Мудрый и могучий
Сам Хирон их провожал
С Пелионской кручи.
Ныне Актионов час.
Впереди заботы.
Нынче он в последний раз
Умчался на охоту.
Меркнет на закате свет.
Но тревог не скроет:
Почему с охоты нет
Юного героя?
Актеон – боец лихой.
Знать дошло до драки:
Возвратилися домой
Скулящие собаки.
А Хирону все узнать
Непременно надо.
Просит правду рассказать
Зеленую дриаду.
Та сказала:” Актеон
Не подал и виду,
Что в погоню вовлечен
За ланью Артемиды.
Артемида пошутить
Любит над героем –
Лань волшебную пустить
Перед гончим роем.
Избежали страшных драм,
Кто интригу знает.
Лань узнавши по рогам,
Гонку прекращает.
Актеон не мог не знать.
Но не скрыл обиду.
Заявил: “Готов догнать
Даже Артемиду!”
Актеона речь, не скрою,
Богиню возмутила.
Тут же дерзкого героя
В оленя превратила.
Псы залились злобным воем.
Тут уж не до драки!
Растерзали вмиг героя
Личные собаки!”
Все узнал Хирон, что надо:
“Урок не позабудем!”
Смолкла юная дриада
И укрылась в дубе.

Океанида Филюра

Его звали Океан

Владыка океана.

Самый древний был титан –

Родной брат Урана.

Запах моря опьянит

Поздно или рано

Пятьдесят океанид –

Дочек Океана.

Сорок девять – как одна.

Не узнать подмены.

Голубые, как вода.

Волосы из пены.

Но одна – огня костер.

Гибкая фигура.

Не похожа на сестер

Юная Филюра.

Была зелена, как лес.

Зеленее леса.

К земле – жгучий интерес.

Не сестра, принцесса.

Отец молвит: «Погрущу.

Коль уйдет сестрица.

Но, на землю отпущу

В теле кобылицы»

Может быль, иль небылица:

С морем распрощалась

И прекрасной кобылицей

В табуне осталась.

От подружек отличалась:

Взгляд глубок, как море.

Морской пеной умывалась

После скачек в поле.

Вольной оставалась жить.

Жеребцы роптали:

Чем красавицу пленить

До конца не знали.

Вдруг однажды, как огонь

Мощно и красиво

Появился стройный конь

С золотою гривой.

На красавицу глядит

Нежно и правдиво.

Что-то дрогнуло в груди

Девы-титаниды.

Да из уст сорвался стон,

Словно в сердце рана.

«Не пугайся. Я сам Крон –

Главный вождь титанов.

За тобой прошел полсвета.

За желанной, милой…»

Липа услыхала это

И листвой укрыла.

Титанида год жила

Под присмотром Крона.

Затем сына родила –

Мудрого Хирона.

Не крушил Хирон Небес,

Как потомки Крона.

Клялся Стиксом юный Зевс

В мире жить с Хироном.

Говорят, в конце концов,

Поздно или рано,

Направлял Олимп юнцов

К мудрому титану.

Испытания Героев

Занят Пелион Хироном.

Но столетьем раньше

Разрослась над Пелионом

Липа-Великанша.

От мальчишек слух идет:

Им волна шептала,

Что Филюра в ней живет,

Как дриадой стала.

Этот слух на правду схож.

Есть запреты строгие:

Лишь кентавр на кручу вхож,

А хотели многие.

Только вечер наступает

С зорями лиловыми,

Липа сына обнимает

Руками зелеными.

Годы быстрые прошли

Под опекой строгой.

Подросли богатыри

С Асклепием- Богом.

Испытаний час пришел.

Для дела полезного

Им кентавр объект нашел –

Вепря железного.

«Запугал округу зверь.

Свирепый и могучий.

Отдыхает он теперь

У Липы на круче.

Будет вепрь в осаду взят.

Потом - загнан в сети.

А запрет на кручу снят.

На охоту, дети!»

Все Герои за порог:

Готовиться к встрече

Вышли все. Но мальчик-Бог

В небо стрелы мечет.

Наконечники горят.

Хирону понятно:

Стрелы к Гелию летят.

А, с огнем, обратно.

Бог Асклепий их собрал

Огненосным роем.

И вдогонку побежал

Помогать Героям.

Как ребята не старались,

Вепрь ревел, зверея.

Стрелы вскоре поломались

О щетину зверя.

Вепрь и сетку явно ждал –

Охотников рутину.

На куски ее порвал,

Словно паутину.

Глаза яростно горят.

Чудовищная сила.

Липа подняла ребят,

В кроне разместила.

Вепрь не хочет уступать.

Атакует смело.

Здесь и начали летать

Солнечные стрелы.

Две из них сожгли глаза,

Расплавили щетину.

Обломилася скала.

Рухнула в пучину.

Содрогался Пелион.

А, зритель довольный,

Подошел кентавр Хирон,

И вздохнул невольно.

Молвил: « До чего ж обидно,

Что погиб так рано

Сын отверженной Ехидны,

Рожденный титаном».

Лозы Диониса

Море с сушей полыхали.

Кололись горы глыбами.

Ураниды воевали

С юными Кронидами.

А пришел конец войне,

Поздно или рано,

Расплодились на Земле

Племена титанов.

Меч Ананки* занесен:

Вымирали виды.

Сохранились с тех времен

Кентавры и лапиды.

Олимпийцев презирали.

Всем трепали нервы.

Хоть бессмертье растеряли,

Кроме самых первых.

Племена от них пошли

Наглецы редчайшие:

В богохульстве смак нашли

Кентавры одичавшие.

Их бы перебить пора

Без большого риска.

Только клятва ведь дана

Священному Стиксу.

А, о чем там речь идет

В договоре старом:

"Кто нарушит, тот уйдет

Прямиком к Тартару".

А лапидов люд другой.

Могучие и стройные,

Не грозят богам войной,

Древолюди вольные.

Хоть и разная порода

У титановых племен,

Мирно жили два народа

С незапамятных времен.

Из Олимпа Дионис -

Виноделец главный -

Лозы посылает вниз,

Где живут кентавры.

Говорит богам одно:

"Время постарается.

Делать научу вино.

Пусть скорей спиваются.

Не смотря на мирный вид,

Поводы найдутся.

А с похмелья и лапид

С кентавром подерутся.

Мы все будем в стороне

От запретов строгих.

Быть у них большой войне.

Покалечат многих"

Планы делом завершились.

Новости есть главные:

На скупой земле прижились

Лозы виноградные.

Зелено со всех сторон.

Воспринял перемену.

Мудрым был кентавр Хирон,

Зная лозам цену.

И, хотя на страже был,

нет лозы полезней.

Соком свежим он лечил

Многие болезни.

Стал кентаврам говорить:

"Этот сок прекрасный.

Но не дайте забродить:

Может стать опасным!

И, да будет по сему:

Забродило - вылить!"

Не поверили ему

И рискнули выпить...

Из груди - печальный стон.

Убыстрялось время.

Горестно смотрел Хирон,

Как спивалось племя.

Перепилась молодежь..

Вспомнила обиды.

И устроила дебош

На свадьбе у лапидов.

Как пожар, ревет погром.

Истоптали место.

Разгромили все кругом,

Увезли невесту.

Окрик хмеля не остудит.

От обиды жгучей

Стали грудью древолюди

Из лесов могучих.

Слились вместе рев и стон

И агоний крики.

Был очищен Пелион

От кентавров диких.

И Хирон был удален.

Бессмертье не спасает.

Хоть титан и не причем,-

Это каждый знает.

На Олимпе ликовали.

Поздравленья роем:

"Перцу" наглецам задали!

А добьют герои!"

*)Богиня Судьбы.

Кентавр Хирон

В бездну Зевсом сброшен Крон,
А под горной кручей
Мирно жил кентавр Хирон
Мудрый и могучий.
Богом, как Кронид, не стал,
Но похвал достоиКакн,
Он взрастил и воспитал
Множество героев.
И успешно врачевал.
К нему зло не липло.
Никогда не враждовал
С Зевсом и Олимпом.
Против правды не грешил.
Был всегда спокоен.
Но случайно ранен был
Геракловой стрелою.
Яд проник титану в кровь.
Стрела оцарапнула,
И чудовищная боль
Хирона захлестнула.
Боль была лютa, как Смерть.
И страшнее смерти.
Но не может умереть
Тот, кто сам бессмертен.
“Колдовал” киклоп Телем,
Но гноилась рана.
Не помог Телем ничем
Бессмертному титану.
И Асклепий – юный бог,
Долго не приходит.
И никто сказать не мог,
Где Асклепий бродит.
Хирон думал только миг
И заметил твердо:
“Нет его среди живых,
Как и среди мертвых.
Хватит надо мной “квохтать”
Тайно или прямо.
Надо парня выручать.
Ведь в беде он явно.
От безделия устал.
Хоть пройдусь по кругу”.
А Геракл слегка отстал
И пошел за другом.
Для Хирона каждый шаг
С дикой болью слитый.
В отдалении Геракл
Шел кустом прикрытый.
Хирон Гелию сказал,
Что был тих и светел:
“Ты случайно не видал,
Где мой друг Асклепий?”
Гелий горестно качнул
Шапкою – лучами:
“ Я по небу не лечу
Темными ночами”.
И Гефест кузнец не знал:
Ни давно, ни днями
Он беднягу не ковал
Крепкими цепями.
Хирон бьет о землю вновь.
Боль сознанье рвала.
Но дошел титанов зов
К далекому Тартару.
И донесся Кронов стон
Из глубин Тартара:
“Ты зачем сюда пришел?
По какому праву?”
“Прошу помощь из глубин.
Зевс мне не ответит.
Скажешь только ты один,
Где мой друг Асклепий?”
“ Во мне злость на всех кипит.
Но закон есть древний...
И Асклепий твой лежит
В моховом ущелье”.
Хирон путь в ущелье знал.
Но сомненье гложет:
Вот и бога отыскал,
А поднять не сможет.
Кентавр думает, как быть.
Выхода не видно.
Может бога заразить
Черным ядом гидры.
Тень мелькнула в вышине.
Стал Геракл заметнее:
“Доверяй, дружище, мне.
Донесу Асклепия”.
Уползала с ночью тень,
Не ведая о тризне.
Наступал последний день
Хирона среди жизни.
Телeм сочувствие хранил,
Ободряя взглядом.
И кентавр проговорил
Тем, кто был с ним рядом:
“Не могу я жить без дел.
Врачевать умею,
Но дотронуться до тел
Больше не посмею.
Если кто-то подойдет,
Позабыв заразу,
Яд немедля перейдет
И погубит сразу.
Погибает даже зверь.
И Хирону верьте:
Бесполезно мне теперь
Вечное бессмертье.
Я его другим отдам.
Думаю, успею.
Полбессмертья передам
Титану Прометею.
К нему сила снизойдет.
Цепь порвать сумеет.
Геракл коршуна убьет.
Это в Судьбах зреет.
Пусть Асклепий полежит.
Он, что спящий с виду.
Быстро время пробежит,
Пока сойду к Аиду.
Полбессмертья перейдет
К Гадесу не впустую:
Тот в Асклепия вольет
Мою жизнь живую.
Уговор с Аидом строг:
Асклепию поможет.
Но восставший юный бог
Воскрешать не сможет”.
Все, что мог, другим отдал.
Всех ощупал взглядом:
“ И пора прощаться нам.
Провожать не надо”.
В тайне не было резона.
Ее и не скрывали.
О решении Хирона
Сразу все узнали.
Нимфы в реках не резвились.
Соловьи не пели.
В небе вместе появились
И Луна, и Гелий.
Хирон тоже был Кронид.
Не меняя вида,
Молча вышли на Олимп
Все Богu Крониды.
И болеть устала рана.
Ноги подгибались.
К голове седой титана
Ветви прижимались.
Вышли из густой листвы
Звери скорбной стаей.
И вокруг его тропы
Головы склоняли.
И седой титан морей,
Что так много вuдывал,
Выплыл из глубин Нерей
Вместе с Нереидами.
А когда Хирон добрел
К ущелию Тенара,
Туман черный вдруг сошел
На пути титана.
К Солнцу лик свой повернув
Только на мгновенье,
Хирон Гелию кивнув,
Начал спуск в ущелье.
У Аида в землю врос,
Белизной искрился.
Сам Забвения Утес
Титану поклонился.
Вход живому узковат.
Хирон крупным не был.
Словно гостя, ждал Танат –
Черной смерти Демон.
Он к Хирону подошел.
Коснуться не решился.
А когда кентавр прошел,
В пояс поклонился.

Сказание об Идасе

Солнышко осеннее
Кажется украсой.
Знают все в Мессении
Могучего Идаса.
У Идаса все огромно:
Тело, мысли, силы.
Есть желания нескромные.
Но живет красиво.
Глаза страстные горят.
Нервы – точно струны.
А желания бурлят
Вокруг нимфы юной.
В танец пустится Марпесса
Гибкий и красивый.
Замирает с интересом
Водопад бурливый.
От страстей начнет трясти.
Мысль возникнет смелая:
Как бы нимфу увезти
От отца Эвена?
Нимфу многие пытались
Увезти с собою.
И всех головы болтались
На кольях за горою.
Сам Эвен титаньей крови.
У соседей мнение,
Что его речные кони –
Лучшие в Мессении.
С виду скажешь: просто хил.
Бессмертен и не более.
Идас сразу б раздавил
Пальцами ладони.
Но титаний уговор
Нерушимо строгий:
Нимфу тот введет во двор,
Кто уйдет от коней.
Эвен дочку передаст,
Словно приз за смелость.
Неудачник же отдаст
Голову Эвену.
Титан думает с тоской:
В скачке нет резона
Подошел бы конь морской,
Что у Посейдона.
К берегу Идас идет,
Не тая надежды.
Может нынче повезет,
Как везло и прежде.
В сердце трепетный огонь:
Мощно и красиво
Из пучины выплыл конь
С серебристой гривой.
Каждый миг Идас ценил
Расчетливо и скоро.
Нимфу на руки схватил
И умчался в горы.
Остальные сразу в крик.
Донесли Эвену.
Вывел лошадей старик,
Всех одетых в пену.
Кони мчались, как стрела,
Знакомою долиной.
Не препятствие вода.
Солнце светит в спину.
Конь Идаса не сдавал
Скачки небывалой.
Если те бросались вплавь.
Он-то прыгал сразу.
Но пути не знал Идас.
Подсушил конь гриву.
Эвен ждал, чтоб Ликормас
Перекрыл долину.
От потока злобный рык
Слышится веками.
Его волны, словно бык,
С острыми рогами.
Конь Идаса вверх взлетел.
Один взмах крылами,
И поток перелетел
Вместе с седоками.
А речные кони вплавь,
Как обычно, ринулись.
Но в заманчивую даль
Вовсе не продвинулись
Злобным Эвеном гонимы
Не прошли за рeку.
Все пути закрыли им
Те быки свирепые.
Беглецам уйти позволили,
Словно гнали в спину.
Черепахи растрезвонили:
«Посейдону сын он».
Артемида танец грез
Смотрела с интересом.
И узнала, кто увез
Юную Марпессу.
Хоть стоял охот сезон,
Быстро мчит к Олимпу:
Брат богини Аполлон
Сам влюбился в нимфу.
Аполлон лететь готов.
Стрелы собирает.
Оскорблением богов
Случай тот считает.
Идас шепчет: «Я пойду
Знакомиться с местами.
Посиди на берегу
Средь лебяжьей стаи.
Можешь в стае поиграть
И позабавляться.
Но не надо танцевать,
Чтоб не выделяться».
Планы злобные созреть
Успели на Олимпе.
Только скучно так сидеть
Непоседе нимфе.
Ей ли занимать уменье
Для яростного пляса?
Позабыла наставленье
Милого Идаса.
Что-то солнце вдруг затмило.
Огромное, без края.
Беспокойство охватило
Всю лебяжью стаю.
Птичий крик волной разлился
От берега до леса.
Лебедь исполин спустился
Прямо на Марпессу.
Еще б миг, и в небо взмыл
Силой неземною.
Только остановлен был
Могучею рукою.
От обиды громко взвыл
Внук титана Крона.
Лебедь облик свой сменил
На облик Аполлона.
Первым Аполлон напал.
Ужасной была б рана.
Солнцебог клещами сжал
Кисть руки Титана.
Бог разил наверняка.
Злая мощь ярилась.
Будь железною рука,
В воск бы превратилась.
На ногах Идас стоял
Могучий, как и прежде.
А затем и сам напал,
Разорвав одежды.
Солнцем стрелы заиграли
И налились весом.
Но тетиву спеленали
Волосы Марпессы.
Не унять в груди пожар.
Клокотала злоба.
Чтобы нанести удар
Лук тянули оба.
Пeревязь поддалась вдруг
Под напором смелым.
Титан вырвал грозный лук
И колчан со стрелами.
Грянул молнией Кронид
Между драчунами.
А Ирида говорит
Зевсова словами:
«У вас дурь во всю играет
Черными волнами.
Пусть Марпесса выбирает
Между женихами!
Ее выбор спор погасит.
Вы не на пожаре.
А кто с нею не согласен,
Будет жить в Тартаре!»
Рад Олимп: Прошла гроза
Очень малой кровью.
Смотрит нимфа: Чьи глаза
Светятся любовью?
Аполлон - титанам враг.
Отболит и рана.
И… шагнула один шаг
В сторону титана.

Грайи и Горгоны

После яростных сражений
И прискорбных поражений
Заживляли долго раны
Дети Геи и Урана.
Только гордые Форкиды
Волелюбцы – титаниды
На свободе оставались
И богам не преклонялись.
Три морские девы Грайи
Над пучиной вод играли.
Поднебесье мощным громом
Потрясали три Горгоны.
Олимпийцы чинно жили.
Зевсу преданно служили.
И была для всех усладой
Солнцеокая Паллада.
Для нее ж ревнивым грузом
Стала юная Медуза.
Говорит Афина Зевсу:
«Титанидам всыплем перцу.
Ты верховный бог по праву.
Дай Медузу на расправу.
Меня злость к Медузе гложет.
Делу Посейдон поможет».
И отца согласью рада,
Ненавистная Паллада
На Форкид свалилась днем
С посейдоновым конем.
Злобы полная Афина,
Жгучих стрел не мечет мимо.
Словно Зевсова гроза,
Выжгла Грайям всем глаза.
Чтоб успех богов умерить,
С неба сердобольный Гелий,
Искупил частично грех:
Сбросил глаз один на всех.
За Медузой долго гнались.
Черной тучей прикрывались.
А когда ее накрыли,
То совсем преобразили
Зло творить боги умели.
Голову покрыли змеи.
И, венец худых гармоний –
Вместо тела хвост драконий.
Только крылья и красивы.
Да глаза налились силой.
На кого Медуза глянет,
Тот невзрачным камнем станет.
Взгляда выдержать не мог
Ни титан, ни грозный бог.
Как Паллада не хотела,
Титанид не одолела.
Те же на краю Земли
В глубь пещеры залегли.
Крепко три Горгоны спят.
Раз в году в полет летят.
Грайи охраняют их
С одним глазом на троих.
Боги в драку не ввязались
И героев дожидались.

Персей и Горгоны

В подземелье Зевс явился.
Золотым проник дождем.
У Данаи сын родился.
Был Персеем наречен.
Не все боги парню рады.
Каждый замыслы таит.
Но не спрятать от Паллады,
Что Судьба ему хранит.
Нереиды пошумели,
Лишь Афина за порог,
Но перечить не посмели.
«Уболтал» их Гермий бог.
Все – Палладина затея.
« Гонит» словно на пожар.
Нереида Немертея
Поднесла Персею дар:
«Здесь есть сумка безразмерная.
Шапка, Что Аид носил.
Есть и серп – резак отменный,
Что Урана оскопил».
Мысли у Афины роем:
«Прежде, чем идти в поход,
Надо раздобыть герою
Зеркало Священных Вод».
А Тритон все знал прекрасно
То, куда Афина гнет.
Отраженье не опасно:
Взгляд Медузы не убьет.
Зеркало на дне имелось.
Нелегко его достать
(А Тритону не хотелось
Планам гнусным помогать).
Но Афина не шутила.
Не унять порыв ее.
Она тут же накрутила
Воду на свое копье.
Персей шапку мнет для вида.
Натянул аж до бровей.
В шапке старика Аида
Невидимым стал Персей.
Стоят Грайи на стороже.
Надо пост передавать.
Но и глаз им не поможет
Невидимку распознать.
Скоро дерзкий план созреет:
Быстрота и ловкость рук.
Гермий учит, как Персею
Глаз похитить у старух.
Грайи бешено завыли.
Но слепыми страшно жить.
И к Горгонам путь открыли,
Чтоб глаз Солнца возвратить.
Завыванья не смолкают.
Сотрясая пыльный свод.
Только звезды и сверкают
В Зеркале Священных Вод.
Мрак пещерный под горою.
Сны в тугой клубок сплелись
Шепчут яростно герою:
«Непременно оглянись!»
Но Персей не оглянулся.
Не дрожит его рука.
Серп Кронидов изогнулся.
Покатилась голова.
Кляли сестры злую долю,
А из тела, что без глаз,
С криком вырвался на волю
Белогривый конь Пегас.
У Медузы конь родился –
Явно упущенье нимф.
Пегас глазом покосился
И умчался на Олимп.

Война Афоридов

с Диоскурами

Жить осели у морей
Славные титаны.
Тиндарей, Левкипп и Афарей –
Братья великаны.
Стали головы сушить:
У девчат есть виды.
Левкипидам пора быть
Всем за Афоридами.
Тиндарею двух парней
Мойры подарили.
Не был он отцом детей,
Но считал своими.
Зевс «высвечивать» не стал.
Но шептались лебеди:
В виде лебедя летал
К титаниде Леде.
О родстве большом узнали,
Хоть мальчишек прятали.
«Диоскурами» прозвали
Нимфы языкатые.
И ребята дружно жили.
Вместе подрастали.
С Афоридами дружили.
Сообща играли.
Дух борьбы в ребят вселился:
Кто сильней да правый
Даже Зевс слегка косился
На игрища титанов.
Планы только намечались.
У каждого есть виды.
Диоскурам повстречались
Девы Левкипиды.
Долго парни не хитрили.
Страсти в темя били.
Дев титаны захватили
И умчались с ними.
Аполлон, узнав ту весть,
Рассмеялся прямо:
«Вот какая она есть
Правда у титанов!»
В шоке старшие титаны:
Слова не сдержали.
Молодые ждать не стали
И коней погнали.
Трудно беглецов найти:
Нетерпенье губит.
Диоскуры по пути
Схоронились в дубе.
Путь, казалось, вдаль бежит.
Поиск долгим будет.
Только Афорид Левкипп
Брату бросил: «В дубе!»
Братьев точно понесло.
Гнались страстно, грубо.
Вдруг Идас метнул копье
Прямо в тело дуба…
Громкий крик внутри раздался.
Боли крик и гнева:
Удар в бога направлялся,
А Кастор им не был.
Глаза парня угасали,
Наполнялись смертью.
Знать никто не мог заранее,
Что Кастор был смертным.
Едва свет Зари померк
Над могильной глыбой,
Навалился Полидевк
На дерзских Афоридов.
Полидевк, Касторов брат,
Бессмертный и могучий,
Взял Левкиппа в свой захват,
В море бросил с кручи.
Тело рухнуло в волну.
Та горой вскипела,
Нанизала на скалу
Рухнувшее тело.
И, пока хватало сил,
(Гнев же выход просит),
Идас камень подхватил,
В Полидевка бросил.
С неба грохнул голос медный
Мощно и красиво:
«Драку прекратить, не медля,
Чтоб остались живы!»
Идас дерево согнул
Толстою дугою.
А на небо чуть взглянул
И махнул рукою:
«Помолчал бы ты, Кронид,
Хоть твой рык и славный.
Я бессмертен, как и ты,
Потрясатель Главный!»
Полыхнул огнем Перун
Грозно и умело.
Болью корчился драчун,
И гремело небо:
« Где же гонор твой, Идас?
Знать, под болью скрылся?
Был куда сильней Атлас,
Да и тот смирился!»
Но не мирится Идас
С Громовержца силой.
Подошел титана час,
А стоит красиво.
Снова Перуна удар
Отблеском пожара,
И неистовый титан
Полетел к Тартару.
Каждый слышал этот сказ,
Но никто не помнит,
Где воинственный Идас
Совершил свой подвиг.

Сказание о

Страшном Сатире

На поступки скор и хват
И смешной по виду
Аргипан, молочный брат
Верховного Кронида.
Как-то берегом он шел,
Чем-то очень гордый
И моллюск большой нашел
Необычной формы.
Так и эдак покрутил,
В сумку не засунул.
Слегка губы приложил
Да легонько дунул.
И поверить не успел:
Точно гром Тартара,
Звук ужасный прогремел
Из моллюска Пана.
Дунул громче. Поднялись
Птицы над землею.
Звери в панике неслись
Дикою стеною.
И созрел чудесный план
В боге некрасивом.
Стал могучим Аргипан,
Прозванный Сатиром.
Зевса смело поддержал,
В свой моллюск игравши.
Всех титанов разогнал,
Олимпа не признавших.
Был хвастун, позер, задира.
Жил в ущелье горном.
И признали все Сатира
На Олимпе гордом.
Решил в горы перейти.
И как-то между делом
Повстречал он на пути
Ехидну Чудодеву.
Той хотелось поиграться
С чудищем забавным.
Стал Сатир за нею гнаться
С быстротою странной.
У Ехидны много сил.
Разогрелись ноги.
Титаниду охватил
Азарт лихой погони.
Мысль разумная проснулась
Дело кончить миром.
Титанида повернулась
К бегущему Сатиру.
Лицо Ехидны строгое.
Повидала всякое.
Но созданье трехголовое
Явно рвалось в драку.
Голову пригнула. Вдруг
Из моллюска вроде
По ушам ударил звук
Невозможной боли.
Титанида мчалась прочь,
Троп-дорог не ведая.
Наконец, укрыла ночь
Всех, кто с нею бегал.
Словно изменился мир
Вместе с диким грохотом.
Хохотал ей в след Сатир
Злобным громким хохотом.
Время страх загладило.
Хвастать вроде нечем.
Такой осталась в памяти
Первая их встреча.
Зевса смачно «пилит» Гера:
«Твой Сатир прекрасен,
А отдаст моллюск на Небо,
Будет не опасен».
Говорит ей Зевс в ответ:
«На Олимпе грустно?
Да богам и дела нет
До его моллюска.
Впрочем, если загорелось.
Со страхом не управиться,
Аргусу подбрось-ка дело.
Тот, надеюсь, справится».
К делу перейдя от фраз,
С поднебесья мира
Аргус сотней звездных глаз
Разыскал Сатира.
Тот присел на край дороги,
Где склоны обрывались.
На скалу присел, а ноги
Над водой болтались.
Аргус звезды опустил,
Как глаза титана,
И внезапно окружил
Ими Аргипана.
Тот налет не ожидал
Ни в глаза, ни в спину.
И моллюск не удержал,
Упустил в пучину.
Волны в скалы грозно били,
Словно с сушей спорили.
Моллюск рыба проглотила
И нырнула в море.
Трехголовое чудовище
Страшно опечалилось
И разыскивать сокровище
За моря отправилось.
Долго ль коротко шатался
Злой Сатир по миру,
Но с Ехидной повстречался
И нашел квартиру.
А Ехидне в этот год
Было просто скучно.
Тоска черная грызет,
Подвернулся случай.
Пролетела бездна дней.
Бессмертье укоротишь?
Наплодила тьму детей –
Миленьких чудовищ.
Все крылатые созданья
В небе тучей рыщут.
К Олимпийцам без вниманья.
Только злобой брызжут.
Мом насмешник мыслит вслух:
«Выход есть отменный.
Надо подыскать моллюск,
Сходный с тем волшебным.
«Клюнет» злобный Аргипан
Поздно или рано.
Ринется ломать Тартар
Выпускать титанов.
Мысль к чему свою веду?
Зевс карать умеет.
Пан закончит жизнь свою
Под серпом от Геи».
Как пророчил, так и сталось.
Аргус принял «меры».
Змеедева жить осталась
В сумраке пещеры.

Судьба Ехидны

Побережье океана.
Закат близкий видно.
И живет в семье титанов
Девушка Ехидна.
Все, кто часто посещают
Те ущелья сонные,
«Чудодевой» называют
За глаза бездонные.
Ей любые звери рады.
Свитой провожают.
Привораживает взглядом
Всех, кого встречает.
Девушка не терпит брани.
Юношам обидно:
Не нуждается в охране
Юная Ехидна.
Ведь она умна и смела.
Красотой блистала.
К ней сама богиня Гера
Зевса ревновала.
Гера брови хмурит грозно.
Интригу затевает.
И, пока еще не поздно,
К Аргусу взывает:
« Ты огни свои раздуй
Силою чудесной
Да Ехидну очаруй
Красотой небесной.
Ведь она титанов дочь.
Ты влюбись для вида.
Убери от Зевса прочь
Эту титаниду».
Аргус Геру почитал.
Был не злой и честный.
Хоть по роду сам титан,
Но титан небесный.
Сам - красавец на показ.
Нимфы обожали.
А его десятки глаз
Звездами сияли.
Ехидна мучилась одна.
Поздно или рано,
Но она уже ждала
Звездного титана.
А когда сошел он вниз,
Добиваясь счастья,
Стал заведомый каприз
Неуемной страстью.
Ночь любви полна чудес.
Время вскачь бежало.
А Селена из небес
Завистливо вздыхала.
Сердце девы жгло огнем.
Год мгновенье длился.
Но однажды ясным днем
Аргус появился.
Память будто подвела.
Где титана сила?
Взгляд Ехидна подняла.
«Это ты?» - спросила.
«Куда делась красота?»
Полоснула взглядом.
«В сердце только пустота.
Мне тебя не надо!»
Аргус оскорблен до слез.
На Ехидну злился.
«Дело все пошло всерьез», –
Гере доложился.
« Поуйми смешную дрожь.
Не горюй задаром.
Ты Ехидну отнесешь
В пещеру над Тартаром.
Зевс ее там не найдет.
И жалеть не станет.
А она лишь год пройдет,
Змеедевой станет».
Ночь сменялась ярким днем.
Год прошел не даром.
Спит Ехидна сладким сном
Прямо над Тартаром.
Наконец открыла взор.
Не до церемоний:
Вместо ног (Какой позор!)
Вырос хвост драконий.
Как несчастная вскричит,
Обращаясь к Гее:
«Возврати мой прежний вид.
Девичьи колени!»
Стала слезно умолять.
Где молитвы брала?
Но молчала Гея мать,
Будто не слыхала.
Есть пещера в крае мира.
Еле небо видно.
Родила детей Сатиру
Злобная Ехидна.
Долгий день ее заполнен
Накопленьем гнева.
Каждый злобы преисполнен
На богов и небо.
Хоть она детишкам рада,
Но всему есть мера.
Лишь одна для ней отрада –
Юная Химера.
Злость Ехидны отступала,
Когда та летала.
Дивной бабочкой порхала
На краю Тартара.
Геры выполнив желанье,
Аргус, злой без меры,
Заманил своим мерцаньем
Юную Химеру.
Держит взгляд Химеру цепко
Над пустынной кручей.
Спеленал коварной сеткой
Из лучей колючих.
Гере и теперь завидно.
Зевсу доносила:
«Плодовитая Ехидна
Чудовищ наплодила…»
Есть желанье и причина
Подыграть затее.
Аргусу тайком вручила
Серп Великой Геи.
Опустил свои он зори.
Даже глаз не видно.
Песни пел сердечной боли
Тоскующей Ехидне.
Та по голосу узнала
Подлую измену.
Хвостом мощным спеленала.
Задушить хотела.
Разрядилося грозою
То, что долго зрело:
Серп взлетел над головою.
Раздвоилось тело.
И бессмертная уснула.
Рассказать осталось:
Луна в пещеру заглянула.
В ужасе умчалась…

Пифон и Олимпийцы

Из гигантов всех сильнее
С незапамятных времен
Был рожден богиней Геей
Самый младший сын Пифон.
Хвост змеею извивался.
Руки – в сотню полных верст.
Головой осла касался
Равнодушно строгих звезд.
Крылья Солнце затмевали,
Тело над землей несли.
Глаза пламя извергали
И вокруг живое жгли.
Ловко скалами игрался
В половину грозных сил.
На Олимп Пифон поднялся.
Всех там Ужас охватил.
Боги бед не ожидали.
Думали, что всех сильней.
И в Египет убежали,
Превратилися в зверей.
Лишь Афина устояла.
Не хотела уходить.
Олимпийцев укоряла.
Зевса начала стыдить.
Громовержец долг исполнил:
В небесах раздался гром.
А, затем вернув свой облик,
Отбивался Перуном.
Под ударом страшных молний
И гигант не устоял.
Кровью реки переполнил
Затем в Сирию сбежал.
Там он быстро «оклемался».
Накопил священный гнев.
Когда Зевс к нему добрался,
Одолеть его сумел.
Спеленал хвостами тело.
Геи серп перехватил,
Сухожилья вскрыл умело
И от тела отделил.
Как карающую меру,
Неподвижного, без жил,
В Корикийскую пещеру
Пифон Зевса положил.
Боги все без срока жили.
Только силы не вернуть.
И нельзя без сухожилий
Даже пальцем шевельнуть.
Зевс отчаянно страдал
А Пифон задумал просто:
Сухожилия отдал
Он Дельфине змеехвостой.
Ужас на Олимп напал,
И оттуда все убрались.
Но Гермес и Аргипан
Зевса вызволять собрались
Действуя почти без плана:
«Или пан, или пропал».
Рев моллюска Аргипана
Змеехвостую «достал».
Та лежала, еле жuва,
Но служила честно.
Бог Гермес похитил жилы
И вживил их в Зевса.
Зевс воспрянул ото сна.
Под раскаты грома.
Стрелы жгучего огня
Бросил на Пифона.
Три богини, три Судьбы,
Чуть скрывая злобу,
Смертоносные плоды
Поднесли Пифону.
Тот отведал. Не упал
Видно, маловато.
Горы целые швырял
В Зевса бесноватого.
Зевс из Перуна стрелял.
(Стрелы в изобилии).
Он Пифона силой гнал
В сторону Сицилии.
Гиганта доконал Кронид.
Судьба его известна.
Был горою он накрыт
Под названьем Этна.
Не укрыться от судьбы.
Речь о том ведется,
Что и ныне с той горы
В небо пламя рвется.

Легенда о Химере

и Пегасе

В далекой Карийской Патере
Есть из хрусталя гора.
Длиннейшая цепь на Химере.
В кольце адаманта нога.
Тучи да небо вuдны.
Да горной гряды перевал.
Чудо – дитя Ехидны
Аргус спокойно украл.
Ехидна от злости плакала.
Следы ее слез видны.
А Гера Химеру спрятала
В пещере Хрустальной горы.
К общенью в объятьях жарких
Манил ее солнечный луч.
На крыльях могучих и ярких
Химера взлетала до туч.
В небе свобода ждала.
Внизу – опостылый карниз.
Но цепь выше туч не пускала
И возвращала вниз.
Немало веков пробежало.
Гнев Геры давно остыл.
Химера в пещере мужала
И набиралась сил.
Цепь, наконец, расклепали.
(Амисодар разрешил).
Дитя непомерной печали
Порхнуло в открытый мир.
Разные твари встречались.
Химера хотела дружить.
Но твари те только кусались
И даже пытались убить.
Химера бессмертной родилась.
Сначала наивной была.
Но очень легко зарядилась
Зарядом презренья и зла.
Обид накопив без меры
И не найдя подруг,
Головы злобной Химеры
Сеяли горе вокруг.
Но предсказала Гера,
Чей взгляд далеко глядит:
Лишь тот победит Химеру,
Кто выше ее взлетит.
Химера скучала и в небо глядела.
От жалости сердце свело.
Крылатого друга Химера хотела,
В чем-то похожего на нее.
Мечта эта крепко в Химере засела.
Свет постепенно погас.
Что-то сверкнуло под куполом неба.
На крыльях волшебных спускался Пегас.
Завис над пещерой. Химера взлетела.
Вгляделась змеиною головой,
А львиная тут же узнать захотела,
Какого он рода и кто он такой?
Пегас ей ответил открыто и смело:
«Род от титанов когда-то возник».
Сердце Химеры от счастья запело:
Гость понимает титаний язык!
Козлиная морда Сиреной запела.
Что-то сулила. Куда-то звала.
Мелодия счастья в той песне звенела.
К пленительной цели вела.
Внезапно Химера с тускнеющим взглядом
Сеанс обольщения прервала.
Змеиная морда брызнула ядом,
А львиная - пламенем обдала.
Химера смутилась и робко винится:
«Остался ли спутник ее невредим?»
Пегас ей ответил, что он не боится:
Для яда и пламени неуязвим.
Что же безумная натворила?
Едва не порвала симпатии нить.
Красавец Пегас. И Химера решила,
Что ей без Пегаса и дня не прожить.
Пегас тоже любит в лучах повертеться.
Химере не трудно об этом узнать.
И, чтобы друг к другу слегка притереться,
Она предлагает ему полетать.
Химера и раньше летала умело.
Но помнила тяжесть оков.
Она и сейчас залететь не посмела
Выше седых облаков.
Радость полета пьянила.
Нет для обиды причин.
Сверху прекрасное Солнце светило.
Внизу – лебединый клин.
Птицы Химеру знали.
Жили в заливах реки,
Их тел никогда не терзали
Страшной соседки клыки.
Но кто это с ней кувыркается рядом,
Машет красивым крылом?
Лебедь веселая косится взглядом
На озорных летунов.
Те пролетели легко и красиво.
Отблеск на крыльях погас.
Неужто по небу летит огнекрылый
И белогривый Пегас?
Ревность Химеры взыграла,
Чтоб дерзкую растерзать.
Стрелой высоту набрала,
Пегаса хотела догнать.
Тот увидал. Не промолвил ни слова.
В глазах отразилась печаль.
К пeристым тучам умчался снова,
Что уходили в даль.
Так и сбылось предсказание Геры.
Покорных тварей робкие мечты:
Удалилась злобная Химера
В пристанище хрустальной чистоты.

Сказка о Лунном Серпе

Гера страх была ревнива
Мстительна и ловка.
Превратила нимфу Ио
В полудеву-телку.
Чтоб тревогу с сердца снять,
Вниманьем не оставила
Полудеву охранять
Аргуса поставила.
В сильном гневе страшен Зевс.
Расправу чинит скорую.
Повелел, чтобы Гермес
Снял титану голову.
Геи серп любого брал
Из богов известных.
Только Аргус был титан
Не земной, небесный.
Гермий был хитрющий бог.
Для услуг годился.
«Серп Селены бы помог…»
И просить решился.
Титанида вниз глядела
Лунным серпом из небес.
Знала умная Селена,
Каким плутом был Гермес.
Гермий: «Покрывало скинь.
Красота твоя видна.
Ты прекраснее богинь.
Только очень уж бледна.
Уступи мне на день Серп.
И прошу не даром я:
Станешь лучезарней всех.
Как Заря, румяная.
В небе зреют перемены,
Титанида славная…»
Греет трезвый ум Селены
Его речь коварная.
Луна стала отступать.
Колеблется для вида.
Да и как ей Серп не дать
Посланцу Кронида?
В ночном небе перемены:
Над землею низко
В эту ночь плыла Селена
На округлом диске.
Аргус смотрит с подозреньем.
Не принять не смеет.
Что за странное свеченье?
Уж не серп ли Геи?
«Я к тебе Селены вестник.
Принимай без гнева.
Ты слыхал пастушьи песни,
Что поет Селена?
Это песни Странных Снов
С неба к нам несутся.
У Селены сто коров
В небесах пасутся
Ты теперь и сам пастух.
С песней тоже справишься.
Принимай ее на слух
И богам понравишься».
Гермий Серп луны достал.
Губами приложился.
Как свирелью заиграл.
И напев полился.
Накал песни нарастал,
Увлекая сразу.
Под напев и засыпал
Аргус многоглазый.
Подошел расправы срок
Над титаном звездным.
Ему голову отсек
Серп Селены грозный.
Гром раздался в небесах
У Кронидов властных.
Ярко вспыхнули глаза,
А затем погасли.
Пролетала Гера мимо
В день прискорбный осени.
И на белый хвост павлина
Глаза-звезды сбросила.
В эту ночь знакомых звезд
В небе вовсе нe было.
Лишь сиял павлиний хвост
Посредине неба.

Ящик Пандоры

Селена ясно светит.
Значит, на погоду.
Гефест из глины лепит
Женщину Пандору.
Ветры жизнь вложили
В куклу неживую.
Богини нарядили
В одежду неземную.
Навязчива, игрива.
Не поднимает взора.
Глупой, но красивой,
В мир пришла Пандора.
Гнев богами правит.
План в Олимпе зреет:
Пандору Зевс подарит
Брату Прометея.
Все о плане знали.
И созрел он, вроде.
Хоть титан в опале,
А все же на свободе.
Живет по холостяцки.
Симпатий не имеет.
Сторожит по братски
Ящик Прометею.
Если ящик вскроют,
Станут бед бояться:
Все людские боли
В ящике таятся.
«Пандора нам поможет.
Не затеяв сварку,
Ведь титан не сможет
Не принять подарка».
Так и получилось,
Как Небеса хотели.
Пандора приложилась –
Крышки отлетели.
Вырвались на волю
Горечи и беды.
И Олимп довольный
Праздновал победу.
А финал всему таков:
Болеть люди стали.
И на помощь всех богов
Пылко призывали.

Гибель Химеры

Химерина грусть прогорела.
Месть ей важнее всего.
С Пегасом увидеться захотела,
Чтоб уничтожить его.
Осталась обида без меры.
Людей выжигала и скот.
Поклялся убить Химеру
Сын Главка Белерофонт.
Герой – полубог в изгнании.
В Ликии – гость царя.
Он взялся за это задание,
Веря в Судьбу и себя.
В самом буквальном виде
Жизни народу нет.
Те, кто Химеру видел,
Герою дают совет:
« К Хрустальной Горе пробиться
Не смог ни один из нас.
А в небе с Химерой сразиться
Поможет тебе Пегас.
Химера Пегаса увидит,
Сразу сорвется в полет.
Ты обратись к Афине.
Пегаса она пришлет».
Герою Олимп подыгрывал.
Иначе сказать нельзя:
Наутро у дома подпрыгивал
Крылатый собрат коня.
Белерофонт в ударе.
Вскочил в золотое седло.
Стрелы в удобном колчане,
И лук украшает плечо.
В небо быстрее надо.
Осталась внизу земля.
И солнце сияет радугой
В крыльях его коня.
Рев разрывает воздух.
Деревья вершины гнут:
Химера взлетела грозно
В пламени и дыму.
Пепел на землю выпал.
Пегас увернулся умело.
Белерофонт осыпал
Химеру своими стрелами.
Вверх подниматься стали.
Уже и от туч темно.
Стрелы Химеру не брали,
А только кусали ее.
В Пегаса глядят разъяренные
Три пышущих жаром лица.
Герой бросил в пасть раскаленную
Тяжелый кусок свинца.
Химера к земле нырнула,
Явно сбиваясь с пути.
Горячую жидкость глотнула
И выжгла себя внутри.
С Олимпа смотрели боги.
И люди слышать могли:
Крик ужаса, злобы и боли
Замер у самой земли.

Нарцисс

В памяти южной Европы
Легенда живет о Нарциссе,
Рожденного Лириопой
От бога речного Кефисса.
Во славе Нарцисс купался.
Бог красотой не обидел.
Каждый в него влюблялся,
Кто только Нарцисса видел.
Его не судили строго.
Не скажешь, что повезло:
Он всех отвергал «с порога»
И не любил никого.
Увидевшим не до смеха.
Эрос вовсю старался.
От нимфы влюбленной Эхо
Один только голос остался.
Аманий совсем извелся,
Юношу полюбив.
Он позже мечом закололся,
Который Нарцисс подарил.
Те, кто на смерть решались
И не хотели жить,
С просьбой к богам обращались
Нарциссу за них отомстить.
Суд Артемидой вершился.
Достаточно будет мгновения,
Чтобы Нарцисс влюбился
В собственное отражение.
Нарцисс, одуревший от лести,
Подумал: « Из дома уйду…»
У Донакона, что в Феспии,
Он подошел к ручью.
В ручье захотел напиться:
От жажды живот свело.
И моментально влюбился
В того, кто смотрел на него.
Прекрасный объект вожделения
Закрыт был зеркальной гладью.
От каждого прикосновения
Он покрывался рябью.
Эхо зашлось рыданием.
Нарцисс у ручья лежал.
Но, скоро его страдания
Прервал беспощадный кинжал.

Ино

Люди клялись, что правда,
Что в лунную теплую ночку
Ино, жена Афаманта,
Охотилась в одиночку.
Царица охоту любила.
На нянек детей оставляла.
Стрелами уток била.
Копья прицельно бросала.
К завтраку Ино ждали.
В обед потеряли надежду:
Слуги в лесу разыскали
Залитую кровью одежду.
Всю прочесали округу.
Останки царицы искали.
Решил Афамант, что супругу
Дикие звери задрали.
Правда была другою:
Царица живой осталась.
Но с рысью в кровавом бое
Памятью помешалась.
Победою ночь завершилась.
Экстаза безумного крики…
Шкурой царица укрылась
Вместо своей туники.
Одежда, залитая кровью,
Еще не просохла к рассвету.
Царица, себя не помня,
Стала бродить по свету.
Дороги в горах лежали.
Трижды весна просыпалась.
Убогой везде помогали.
Сознание возвращалось.
Узнала, как траур длился,
Что стал Афамант седой.
Но вскоре опять женился
И нынче живет с другой.
Узнала, что дети окрепли
И стали совсем большими.
Фемисто их еле терпит,
Хотя и растит со своими.
Ино не станет сердиться.
Окрепла и стала сильней:
Надо к царю обратиться,
Чтоб увидать детей.
С Фемисто царь редко видится.
Стал холоднее с ней.
Недавно сказал, что кормилицу
Он подыскал для детей.
Тайны – обуза лишняя.
Ходят слухи не зря,
Что няня – царица бывшая,
Мать старших детей царя.
Фемисто об этом узнала,
Но сделала вид, что не знает.
Кормилице приказала,
Когда та детей одевает:
«Младших одень посветлее,
Чтоб стало без света видно.
А старших – гораздо темнее,
Как память о бедной Ино».
А страже сказала дерзко:
«Будет прислуга сонная.
Ночью ворваться в детскую
И вырезать тех, кто в темном!»
Ино решала смело
И все обыграла проворно:
Одела детей своих в белое,
А младших мальчишек – в черное.
Ночью ворвалась стража.
«Сработала» дерзко и чисто:
Не тронула в белом старших.
Убила детей Фемисто.
Дальнейшее – просто страшно:
Разум царя слабеет.
Сына убил он старшего,
Приняв его за оленя.
Ино с сыном сбежали.
Бросились в море с кручи.
И вскоре бессмертными стали
Волей богов могучих.

Похищение Европы

Подрастала скоро,
Невестилась до срока
Дочка Агенора
По имени Европа.
Свaтьев прогоняла.
Красотой разила.
С подругами гуляла
У побережья Тира.
Зевс в нее влюбился.
Владыке нет закона.
Взять силой не решился:
Внучка Посейдона.
Изловчиться надо.
И не будет горя.
Гермес подгонит стадо
К побережью моря.
Мастер воплощаться,
Зевс быком побродит.
В стадо затесаться
Ничего не стоит.
К новой роли Зевс привык.
С uгрищами шумными.
Мощный белоснежный бык
С рожками жемчужными.
Его вниманием дарила.
(Пора игры настала)
Европа боязнь подавила,
Веселиться стала.
И конца веселью нет.
Резвилась, как умела.
В пасть засунула букет
И венки одела.
Бык почтительно стоял
Долгими часами.
Да доверчиво моргал
Грустными глазами.
Ничто не трогало его.
Хоть и постаралась.
В завершение всего
Нa спину взобралась.
Европа радостно глядит,
На шею опустилась
Словно всадница, сидит
И в рога вцепилась.
Страх уже потом пришел,
А затем и горе,
Когда в воду бык зашел,
Погрузился в море.
От азарта Зевс остыл,
Наезднице открылся.
Очень быстро морем плыл,
Пока берег скрылся.
Подняли подруги крик.
Отец у моря бегал.
Но куда уплыл тот бык
Никто из них не ведал.
А Европа понесла
Без отцова спроса
Трех мальчишек принесла.
В том числе Миноса.

Арион

В музыкальном мире
Любили Ариона,
Игрока на лире,
Сына Посейдона.
Где с его участием,
Судьба призов решалась,
Ариону часто
Награда доставалась.
Багаж большой набрался:
Много надарили.
Морем возвращался
Арион с Сицилии.
Матросы сбродом были.
Воровскuе лица.
Потому решили
Славно поживиться.
В дальнем море путь лежит.
Скрываться нет резону.
Капитан и говорит
Открыто Ариону:
«На богатство, что лежит,
Ленивый не зарuтся.
Ариону предстоит
В море утопиться».
«Не нужны богатства мне.
Если надо, грабьте.
Забирайте все себе.
Только жизнь оставьте!»
«Жизнь не сможем сохранить.
Повторяю снова:
Что мешает доложить
О разбое дома?»
«Коль конца не миновать,
Глупо и стараться.
Разрешите мне сыграть.
С жизнью распрощаться».
Полетел печальный звон
Над водой и выше.
Осужденный Арион
С лирой к мачте вышел.
Небом звуки поглощались
Без конца и края.
А дельфины собирались
Любопытной стаей.
Отзвенел последний звук.
Арион как сонный,
Лиру выпустил из рук,
Погрузился в волны.
Судьба хранила Ариона.
Сберегла в пучине:
Он доставлен был до дома
На большом дельфине.
Усидеть на нем не просто.
Дельфин не зря старался:
Раньше прибыли на остров,
Чем корабль добрался.
Для досужего допроса,
Чтоб услышать правду,
Периандр, тиран Лесбоса,
Встретился с командой.
«Музыканта привезти
Целым обещали.
Ариона по пути
Где вы потеряли?»
«Славой был певец пьянен.
В почестях купался.
Арион был так польщен,
Что там жить остался».
Говорит гостям тиран:
"Слаженно поете.
Поклянитесь всем богам,
Что сейчас не врете!»
«Видит бог: Остался он.
Словно там родился…»
В это время Арион
Лично появился.
Те не знают, что сказать.
Жребий выпал горький.
«Всех преступников убрать
И казнить на зорьке!»
У легенды длинный век.
В память занесенный
Арион как человек,
Дельфинами спасенный.

Сисиф

Нимфы рек валились с ног,
Ныряя в пучину,
Когда местный речной бог
Искал дочь Эгину.
Царь Сисиф всю правду знал,
Но таился строго,
Что ее сам Зевс украл
У Асопа бога.
Сисиф богу намекал
Все сказать о нимфе,
Если тот, как обещал,
Ключ пробьет в Коринфе.
Ключ забил. Асоп узнал.
И, кусты раздвинув,
Громовержца он застал
Голого с Эгиной.
Зевс с позором драпанул,
Шепнув тихо: «Влипли!»
Потому, что свой Перун
Забыл на Олимпе.
А ведь там насмешек хор.
С ними Зевс смирился.
Но за принятый позор
С Сисифом расплатился.
Зевс Гадеса срочно просит:
Пусть расправу совершит.
И живым Сисифа бросит
С пыткой вечною в Аид.
Хоть не божье это дело,
Первое с начала дней:
Коль душа не отлетела,
Сам Гадес пришел за ней.
Ну, и мерзкая работка!
Приказал с собой идти.
И велел надеть колодку,
Чтоб не «рыпался» в пути.
Чтоб Сисиф забыл, что знает,
И, что нечего болтать.
Только царь не понимает,
Как колодку одевать.
Здесь Гадес вдруг разозлился,
Сам в колодку поднырнул.
А Сисиф над ним склонился
И… защелку застегнул.
Боги все тревогу били:
Хаос на земле настал.
Даже те, кого казнили,
Никогда не умирал.
Власть богов заметно тает.
Надо что-то предпринять.
Зевс Ареса посылает
Бога мертвых вызволять.
Олимпийцы все решили:
Сисиф Зевсу насолит.
Вмиг веревками скрутили
И доставили в Аид.
Так не делалось при Кроне.
Пленник подобрался весь,
Гневно молвил Персефоне:
« Я не по закону здесь.
Тут живые не бывали
От начала всех времен.
Только души здесь летали,
А я жив. Не погребен».
Персефона баба умная.
Роль «шестерки» ей претила.
Лишь чуть-чуть она подумала
И Сисифа отпустила.
Гадес просто отвернулся:
« Ну и дерзкий человек!»
А герой в Коринф вернулся,
Доживать законный век.
Зевс обид не забывает.
Наглеца в Аиде ждут.
Но об этом речь другая,
Как и весь «Сисифов труд».

Мидас

Суровые горные виды…
Как бы о нем не злословили,
Мидас – сын богини Иды
Правил успешно в Бромие.
Мидаса прекрасно знали.
Он скромность умел ценить.
Но в детстве ему предсказали,
Что в золоте будет жить.
О Роке судил с иронией.
Но не ушел от Судьбы,
Когда посадил в Македонии
Розовые сады.
Жить незаметно старался,
И не было б перемен,
Но как-то в саду затерялся
Старый сатир Силен.
Все, что поведала Лира,
В памяти сохранится:
Мидас приютил сатира –
Учителя Диониса.
Слушал его понемногу
И от души смеялся.
С почетом провел в дорогу,
Как тот уходить собрался.
Бог Дионис с благодарностью
Оттягивать не умел.
Пошел на последнюю крайность:
«Чего бы Мидас хотел?»
За славой Мидас не гонится,
Но к золоту страсть продолжается:
« Пусть все, к чему он притронется,
В золото превращается!»
Бог удивленно замер.
Губы скривил: «Чудак!
Но слово мое, что камень.
Пусть же случится так!»
Замер Мидас в восхищении.
Дворец стал совсем другим.
И не было больше сомнения:
Стал целиком золотым.
Все превращения были
Мгновенными и без конца.
Сосуды столы проломили,
Все тяжелее свинца.
Одежда из золота ткалась.
Тяжесть на плечи легла.
А шея почти сломалась,
Под грузом, который несла.
Восторги недолго длились.
Спазмой скулы свело.
Ведь в золото превратились
Еда и любое питье.
До смерти осталось немного.
Вода есть потребность главная.
Мидас просит хитрого бога
Лишить его дара странного.
Бог среагировал сразу:
Был Дионис не зол.
И тут же сказал Мидасу,
Чтоб мчался к реке Пактол.
В истоках велел искупаться,
Да голову чисто помыть.
И хватит с богатством играться.
Надо скромнее жить.
Мидас побежал к Пактолу,
От жажды едва живой.
Не ведая дна, с разгону,
Бросился вниз головой.
Герою теперь осталось
Продолжить свой путь земной:
К счастью, вода оказалась
Мокрой. Не золотой!
В поисках время тратили,
Где у реки исток.
Но утверждают старатели,
Что там золотой песок.

Тесей и Ариадна

Женщины вовсю рыдают,
Долю проклинают.
Минотавру в виде дани
Жертвы посылают.
Ежегодному доносу
Опечален царь Эгей:
В группу, едущих к Миносу,
Напросился сын Тесей.
Говорит он: «Непременно
С кораблем на Кипр пойду.
Я счастливый. И, наверно,
Минотавра изведу.
Станем действовать умело,
И конец придет всем бедам.
Паруса увидишь белые,
Значит, я плыву с победой.
Корабль к пирсу подошел.
Нравится, не нравится,
Но Тесей уже сошел
Со своею палицей.
Представляться час настал.
Прибыли и ладно!
Минос вышел на причал
С дочкой Ариадной:
«А народ-то молодой.
Минотавру нравится.
Вы решите меж собой,
Кто сейчас отправится.
Смотритесь вы лихо.
Очень сожалею…»
Ариадна шепчет тихо
На ухо Тесею:
«Ты мне нравишься, герой.
Победить ты должен.
Ночью встретишься со мной.
Разговор продолжим».
Ночи Критской нет темней.
Созвездия расцветились.
Ариадна и Тесей
В ее доме встретились.
Все успела рассказать
Тесею напряженно.
Что отец решил отдать
Дионису в жены.
Что с отцом вражда пошла.
Противиться нет мочи.
За Тесея бы пошла,
Если он захочет…
Что ее он должен взять
Как жену в дорогу.
В чем и надо присягать
Громовержцу богу.
Стала темень отступать.
И Тесей решился.
Ариадну в жены взять
Вскоре согласился.
Тронут, был почти до слез.
Тесей, парень смелый.
Клятву Зевсу произнес
И вернулся к делу.
«Надо действовать теперь,
Если вы хотите.
Минотавр, хотя и зверь,
Но сила в лабиринте.
Его сразу не найдешь
Даже ты, мой милый.
Так и гибнет молодежь,
В пути, тратя силы.
Жизнь несчастных улетает
Судорожным стоном.
Минотавр их добивает
Колокольным звоном.
Звон убийственный разит.
Звука нету злее.
Колокольчик тот висит
У него на шее.
В лабиринте я бывала
И не раз, а много.
А тебе клубок Дедала
Покажет дорогу.
Он героев приведет,
Куда надо, скрытно.
Минотавр людей не ждет.
Потому, что сытый.
Его спящим порешите,
Чтоб не слышать звону.
И, не медля, принесите
В жертву Посейдону».
«Понял я, что ты сказала.
Чудище отыщем.
Побегу сейчас к причалу:
Пробью дырки в днищах»
Солнце вяло тень лизало.
Еще спала улица.
Все случилось, как сказала
Ариадна умница.
Минотавра порешили,
Хоть и было трудно.
Пленников освободили,
И скорей на судно!
Спит Минос, но в ухо воют
Вести, как москиты.
Он, не медля, шлет погоню,
Но днища пробиты!
Ускользнули просто славно.
И, чуть-чуть краснея,
Прикорнула Ариадна
На плече Тесея.
Дионис: «С огнем играешь!
Утоплю, как крысу!
Ты на острове оставишь
Невесту Диониса!»
Бог ни капли не лукавил
О беде грозящей.
Тесей девушку оставил
Одиноко спящей.
Та, едва закончив спать,
Сильно обозлилась.
И Тесея наказать
К Зевсу обратилась.
Зевс: «Тесея не прощу.
Урок прочим будет.
Памяти его лишу.
Многое забудет».
Капитана б заменить:
Движенья стали сонными.
Паруса забыл сменить.
Подплывает с черными…
А Эгей, увидев их,
Подумал: «Значит, горе!»
Колебавшись только миг,
Утопился в море.

Дедал

Афинянами был признан
Сам Дедал и юный сын.
Но затем навеки изгнан
За убийство из Афин.
Легким поиск был укрытий:
На творцов великий спрос.
Разрешенье жить на Крите
Предоставил сам Минос.
Небольшой и срок прошел,
А Миносу ясно,
Что он ловко приобрел
Мастера прекрасного.
Тот и строил и ваял.
Шли творенья ходко.
Для Миноса стал Дедал
Ценною находкой.
Мысль творца не уставала.
Прекрасны озарения.
Но жена Миноса стала
Камнем преткновения.
Минос в ярости стонал,
Уезжал из дома:
У царицы был роман
С… быком Посейдона.
Сам Дедал был очень строг
В жизни многогранной.
Пасифасе же помог
В ее страсти странной.
Стало это тонким делом.
Идея заманила.
Манекен – корову сделал.
Царица внутрь входила.
В кожу манекен облекся.
Разве не понравится?
Посейдонов бык увлекся
Новою красавицей.
Потом истина всплыла,
Когда стало поздно:
Пасифая родила
Минотавра грозного.
Ее царственный супруг
Был ревнивцем страстным.
Оказался мастер вдруг
Под надзором гласным.
Чтобы не сумел сбежать
От опеки грустной,
Стали судна проверять
Перед их загрузкой.
Для великого Дедала
Все преграды вздорны.
Потрудиться только надо:
Небеса свободны!
Труд и тонкое уменье
Все решали просто:
Крылья сделаны из перьев,
Укрепленных воском.
Долгожданный миг настал.
Выбрали погоду.
Дедал с сыном улетал
С Крита на свободу.
Сына мастер наставлял:
«Вниз – волна потопит.
И, чтоб к Солнцу не летал,
Не то воск растопит!»
Не послушался Икар
Отцовских уговоров.
К Солнцу жаркому слетал
И свалился в воду.
Падал с высоты Икар.
Пенилась пучина.
Отец горестно летал
Над могилой сына.
Слезы щеки заливают.
Безгранично горе.
Икарийским называют
Нынче это море.

Орион

Едва заря займется
На крае небосклона,
По небу вскачь несется
Дочь Гипериона.
Эос в шафран наряжена.
Розоватый тон.
В колесницу впряжены
Ламп и Фаэтон.
Нежная, прекрасная
До вечера гуляет.
Титанида страстная
Легко богов влюбляет.
Однажды Афродита
Ареса с ней застала.
Нахмурилась сердито
И тут же наказала:
Эос ко всем бессмертным
На шаг не приближаться.
К юношам же смертным
Страстью загораться.
Когда же титанида
Смертных соблазняла,
Она менялась с виду,
Становилась алой.
От тех, кого желала,
Ей отказа нет.
На ложе с ней лежали
Титон и Ганимед.
Все юноши ей были
Лишь на один сезон.
Время шло, и в Гирии
Родился Орион.
В известности купался:
Отец был Посейдон,
А в детстве отзывался
На имя «Кандаон».
Пленилась Эос парнем.
И он не устоял.
Держала это в тайне,
Но Аполлон узнал.
Гнев богов не красит,
Когда он без причин.
Был Орион прекрасней
Множества мужчин.
Бог с Орионом виделся,
Хотя не подал виду.
Он за сестру обиделся,
Богиню Артемиду.
Та от любви томилась.
Вопрос надо решать.
Ведь юношей пленилась.
Могла не устоять.
Настроенный серьезно,
(Престиж богов в беде),
Бог взывает слезно
К матери – Земле:
«Отпрыск Посейдона
Не должен "боговать".
Накажем Ориона.
Его пора убрать!»
Гея колебалась:
«Что хочет Аполлон?
Эос вон помешалась.
К тому же, Посейдон…»
Наконец, поведала:
«Изгоним Ориона.
Пускай малыш побегает
От жала Скорпиона!»
Стрелы в цель летели.
Но Орион-то видит:
Скорпиона Геи
Смертный не осилит!
Надежда Ориона:
Заря уже алеет.
Она от Скорпиона
Защитить сумеет!
Парень в море бросился.
Не поддался Року.
Течением уносится
К алому Востоку.
Аполлон и говорит
Сестрице Артемиде:
Видишь, Кандаон бежит,
Тот, что жриц обидел.
Артемида в цель попала,
Убила Ориона.
Она-то ведь не знала
Имя Кандаона.
Видит: милого убила.
Действуя, умело,
Его образ поместила
Как созвездье в небо.

Пелоп и Менолай

Жрица, мудростью блистая,
(С Мойрами дружила!)
Царю Писсы Эномаю
Страху напустила.
Жизнь познавший все поймет.
Шок царя понятен:
Предсказала, что умрет
Он от козней зятя.
А угроза в том была:
Вся округа славила
Дочь, что пышно расцвела
(Принцесса Гипподамия).
Царь на выдумки мастак.
Да, и что тут делать?
Эномай придумал как
Дочь оставить девой.
Кто напрашивался сам,
Кому принцесса снится,
Предлагалась женихам
Скачка в колесницах.
Править юноши умели.
(Пусть им Зевс поможет!)
Кто дойдет вторым до цели,
Голову положит.
Эномаев интерес
К скачкам очень жарок:
Кобылиц ему Арес
Преподнес в подарок.
Нет быстрей в Элиде их.
Кто их честь затронет!
Ни один глупец жених
Царя не перегонит!
Стало меньше женихов.
Быть царевне в девах!
Ведь тринадцать черепов
Высохли на стенах!
На другом конце земли
Престол освободился.
Царь совсем другой страны
У Зевса провинился.
Смерть он сам себе нашел.
(Греция все знала!)
Трон к Пелопу перешел
От отца Тантала.
Пафлагонские цари
Все женаты правили.
Пелоп с ночи до зари
Мечтал о Гипподамии.
Без красавицы не жить.
Это твердо зная,
Наконец решил он плыть
В царство Эномая.
Караван гостей доставил.
Хозяин удивился.
А условия поставил,
Приезжий согласился.
Не на жизнь, на смерть играя,
Ничем не погнушался.
С колесничим Эномая
Вечером шептался.
Новый день пришел в Европу.
Отправляться в пору.
Эномай дает Пелопу
Солидную фору.
Пaра пришлая лиха!
Слаженно трудилась.
Колесница жениха
В точку превратилась.
Все же не ушел жених:
Кони приустали.
И догнал хозяин их,
Словно те стояли.
Кажется, пропало все!
Кончились мытарства.
Но… слетело колесо
В колеснице царской!
Почти финиш перегона.
Жрица не ошиблась:
Эномай упал с разгона.
Голова разбилась.
Алчность с подлостью мешая,
Миртил знал, что делал.
Колесничий Эномая
Хозяина предал.
Перед ним проблема стала.
Он решил все просто:
Чип из прочного металла
Заменил на восковый.
Пелоп очень долго жил
И страною правил.
Игры Чести учредил,
Чем себя прославил.
А Миртила напоказ
Бросил в пропасть лично:
Если прeдал один раз,
То предaст вторично!
Но Миртилу повезло:
Сам Гермес вмешался.
В небо к звездам вознесло.
«Возничим» остался.
Посудачить были рады
Жрицы на рассвете.
Но живут Олимпиады
На нашей планете!

Ференика
Женщина прелестная,
Пейседора мать,
Сына учит с детства
В схватках побеждать.
Тренирует строго.
Учебный бой ведет:
От деда Диагора
Традиция идет.
Отец, его родитель,
Учебе только рад.
Известный победитель
Больших Олимпиад:
«Хорошо работаешь.
На месте не сидится?
Только ты не можешь
На Играх появиться!»
Супруг не зря тревожится,
И есть чего бояться,
Ведь женщина не может
На Играх появляться.
Тех, кто шел «легально»,
Стражи не впускали.
А, проникших тайно,
Со скалы бросали.
Опасенья – просто вздор.
Тренировки, тренировки…
Стал могучим Пейседор.
Сильным, смелым, ловким.
_
Крыльями взмахнул Пегас.
Олимпийцы рады:
Настает урочный час
Большой Олимпиады.
Не ревет труба войны.
Праздники настали.
Здесь Бессмертные Боги
Тоже выступали.
Надо сына провожать
И в Удачу верить.
Заодно рискнула мать
Кое-что примерить.
Не мешает подобрать
Иль подрезать где-то.
Стала всем напоминать
Юного атлета.
Нет «зацепочки» нигде:
Одежда по сезону.
Затерялася в толпе,
«Плывущей к ипподрому.
Дрожь противная ушла.
Держалась чинно, смело.
Место нужное нашла
И спокойно села.
«О, Великие Боги!
Пошлите день удачливый:
Пойседора ждут бои
И бои кулачные!»
_
Когда трудный час настал,
Зевс призыв услышал:
Сын победно выступал
И в призеры вышел.
Ференике не сидится.
Нет бы скромно промолчать.
Она к сыну вихрем мчится,
Чтобы юношу обнять.
Иль с застежкой что случилось,
Что держалась налегке:
Ференика очутилась
В своем женском естестве!
О, слепая мощь законов!
Но и судей проняло:
Из семейства чемпионов!
Надо миловать ее…
Ференику отпустили.
Но прибавилось забот:
Вскоре здесь установили
Коридоры у ворот.
Решено бесповоротно:
Чтобы дамам не пробраться,
Нагишом входить в ворота.
В коридорах одеваться.

Превращения

Во Фракии милой
Женщины страстны.
И нет миловидней
Филлиды прекрасной.
Где страх и обида?
Ничуть не жалея,
Влюбилась Филлида
В сына Тесея.
Принц был прекрасен.
Филлиде под стать.
Собрались и свадьбу
Весною сыграть.
Но греки спешили:
Той же весною
Поспешно отплыли
В далекую Трою.
Обиды спартанцев,
Сознание долга...
Решили расстаться
Совсем ненадолго.
Она не страдала:
Надеждой согрета,
Флот ожидала
Будущим летом.
Так и расстались,
Не споря с Судьбою.
Мужчины сражались
Под дерзкою Троей.
Принцесса терпела.
С надеждой во взоре
Подолгу глядела
В пустынное море.
-
Годы промчались.
У края земли
Вдали показались
Свои корабли.
Греция ждала.
Разные лица.
Филлида искала
Афинского принца.
Всех опросила,
Стараясь найти.
Ответ получила:
"Задержка в пути".
Время бежало.
Зевса просила.
Тоска отнимала
Последние силы.
Воля Афины
Смерть отвратила.
Тело Филлиды
В миндаль превратила.
Жених задержался.
Но вскоре вернулся.
К миндалю прижался.
Ладонью коснулся.
Олимп с облаков
Наблюдал с интересом,
Как деревце вновь
Обращалось в принцессу.
Любовью хранимая
Жизнь возвращалась.
Афина, незримая,
Всем улыбылась...
-
Легенды растают.
Но Люди Земли
Миндаль почитают,
Как символ Любви.